 |
 |
 |
|
The
Golden Age /
Золотой Век Maniac She's on his mind, she's on his wall. She's in the corner of his eye. She whispers sweet delerium. He climbs inside and blushes as the crimson tide flows and flushes him away... The sheets are stained; alone again and unfulfilled. A cleaning bill. The dream was killed before he kissed her - now he's cursing the alarm. But she teases from the T.V. - spreads her legs in magazines. She steams his collar, she dusts his shelf, she cuts his hair. She's never there... There's just the letter one-way while the ansaphone says "No way!" But he'll search and he'll find her even if he has to tie her down... (He'd kiss the ground she walks on...) Маньяк Она в его мыслях, у него на стене. И в тайном глаза уголке. Она шепчет сладостный бред. Он забирается внутрь, и краска стыда приливает и смывает его прочь... Постель испачкана, снова один и цели не достиг. Счет за уборку. Сон был прерван, едва он хотел поцеловать ее - теперь он проклинает будильник. Но она дразнится с телеэкрана, раздвигает ноги в журналах. От нее потеет воротник, пылится полка, редеют волосы. Ее никогда нет дома... Там только письмо без ответа, и от автоответчика нет привета. Но он будет искать и найдет ее, даже если придется ее связать... (Он готов целовать землю, по которой она идет...) The Talent Contest She sit before the mirror, hanging mirrors on her ears and spreads the spraypaint on the haystack that she calls her hair. She fills a crack, prepares her nails like blood-dipped spears (they're dripping!) Smears the lipstick, licks her lips and slips inside her leopard skin--a plunging 'v' from neck to knees, but nothing's seen, it's just suggested. Tonight she'll make a plea for starving whales and heart disease in trees. She's on T.V., she's longing for a 10 from presentation, application, lubrication; she'd do anything... anything to win. And Yang and Yin, the juggling twins, come spinning past her door to mild applause and 5.4s and cleaning floors 'til lights out. Funny Murray taps his worry beads and reads the Tarot. She looks around and sneers. No com- petition, superstition. Blind ambition. She'd do any- thing to win. And 834's her lucky number . . . Конкурс талантов Она сидит перед зеркалом, подвешивая зеркальца к ушам, и распыляет краску на ту копну сена, что зовется ее волосами. Заполняет трещины, превращает свои ногти в окунутые в кровь пики (с них каплет!) Мажется помадой, облизывает губы и проскальзывает в свою леопардовую шкуру - ныряющее вниз "V" от шеи до колен; ничего не показывая, лишь намекая. Сегодня вечером она замолвит слово о голодающих китах, о пороке сердца на деревьях. Она на телевидении, она жаждет десяти баллов от представления, применения, смазывания; она готова на все... на все, чтоб победить. А Янь и Инь, близнецы-жонглеры, кружась, проходят мимо ее двери: слабые хлопки, 5,4 балла и мытье полов пока не погаснет свет. Чудак Мюррей постукивает беспокойными четками и гадает по Таро. Она оглядывается по сторонам и усмехается. Это вовсе не состязание, одно суеверие. Слепая амбиция. Она готова на все, чтоб победить. И 834 - ее счастливый номер. The More It Changes Fifteen storeys high, the black curtains drawn, and the sun is just a brat that spits and the goes away. The T.V. chatters, there's a pile of letters scattered on the mat. Reminders, bills--they smell of cats. Three starving cats who chase each others' shadows. They curl up on him overnight and scratch him, and bite him . . . But he lost the will to fight, simply lost the will to move . . . It's been a month, will be another, until the busting down the door. They'll carry him away; they'll strip him clean. They'll lock him in a padded box some fifteen storeys high where the sun is just a brat that spits then goes away. Oh, the more it changes the more it stays the same... Чем больше все меняется На высоте пятнадцати этажей опущены черные шторы, а солнце, как избалованный ребенок, плюет и уходит прочь. Телевизор бубнит, куча писем разбросана на половике. Напоминания, счета - они пахнут кошками. Три голодные кошки гоняются за своими тенями. Ночью свертываются на нем клубком, царапают и кусают его... Но он утратил волю к борьбе, просто потерял желание двигаться... Вот уже месяц, пройдет еще один, пока не выломают дверь. Его вынесут, разденут догола. Запрут в обитой войлоком камере где-нибудь на высоте пятнадцати этажей, где солнце - избалованный ребенок, что плюет и уходит прочь. Чем больше все меняется, тем больше остается тем же самым. Hotel Noir Two glasses on a glass-top table. Lights are low, the ashtray's full. he talks of all his conquests - letters ringed with hearts and crosses. He left them in the drawer (at Hotel Noir) - unanswered, yet he read them for her time and time again... She looked clean through him and told him how she loved white horses, riding on a swing and laying in a cornfield on a warm summer's night. She'd watch the dancing lights. Alone but never lonely - until now. He ordered whisky but the waiter walked clean through him. He sadly shook his head, and lit his fifteenth cigarette... and slowly, surely pictures for- med he never could forget... Loretta sent him sea shells, Henrietta sent a rose, and Margaretta said they'd marry in a letter that he'd never answered (left it in the drawer at Hotel Noir...) She said how she loved the sea at full moon. Running down a silver beach with silver ribbons trailing from her hands. She found a doorway in the sand where she'd store away her stones. Precious stones that could be diamonds, just because they sparkled in rain. And there she'd sleep, and there she'd dream. And there she died. (Took a light?) to Hotel Noire. There she'd sleep, and there she'd dream. And there she died. The tide rolled backwards and it dried and left a headstone made of salt. The warm breeze turned to steam. And even the vegetables screamed and screamed and screamed ... He stretched his hand out just to touch her - but she said she had to leave... Hotel Noire Отель "Нуар" Два стеклянных бокала на покрытом стеклом столике. Свет приглушен, пепельница полна. Он рассказывает обо всех своих победах - письма звенели сердечками и крестиками. Он оставил их в ящике стола (в отеле «Нуар») без ответа, но зачитывал их ей снова и снова... Она смотрела сквозь него и говорила, что любит белых лошадей, кататься на качелях, лежать в пшеничном поле теплой летней ночью. Она бы наблюдала за танцующими огоньками. Одна, но не одинока, как сейчас. Он попросил виски, но официант прошел прямо сквозь него. Он грустно покачал головой и закурил пятнадцатую сигарету... и медленно, но верно возникали образы, которых ему никогда не забыть... Лоретта прислала ему ракушки, Генриетта прислала розу, а Маргарита сказала, что выйдет замуж, в письме, но он не ответит (оставил его в ящике стола, в отеле Нуар...) Она говорила, что любит море при полной луне: бежать по серебристому пляжу с серебряными лентами, свисающими с рук. Она нашла выемку в песке, где можно хранить свои камни. Драгоценные камни, они могли бы быть алмазами просто потому, что сверкали под дождем. И там она уснет, и там увидит сны. И там умрет. Течение обратилось вспять и высохло, оставив надгробие из соли. Теплый бриз превратился в пар, и даже овощи кричали, кричали, кричали... Он протянул руку, просто чтобы коснуться ее, но она сказала, что должна покинуть... Отель Нуар. Stille
Nacht The Month After Under the table and down in the pit with out plastic potatoes and Joe-Joe the dove on the spit. On the spoons you made rhythm; I whistled the blues 'cos my throat's been misused. My voice is a crack in the tar; in the jar is a tablet they sent in the post, with a pamphlet. With an order; "Take this when the pain gets too much!" I confess I feel nothing at all... I'm bored and you're bald, but I laughed when you called me the snail. My red trail runs behind me. I'm guilty, no secrets. You're not such a picture yourself. Your brown eyes I know so very very well. They're sadder and wiser; we've finally been through it all, now our time's slowly ticking away. Do you think there's a heaven? (backwards: I fell nothing at all) Месяц спустя Под столом и в яме, внизу; с нашими картофелинами из пластика и с йо-йо, голубка на вертеле. Ты ложками выстукивала ритм, я насвистывал блюз: горло теперь никуда не годится. Мой голос словно трубный глас в бочке смолы. В пузырьке таблетка, присланная по почте, с посланием, с указанием: "Принимать, когда боль станет невыносимой". Клянусь, что вообще ничего не чувствую... Я скучаю, и ты такая пресная, но я смеялся, когда ты назвала меня улиткой. За мной тянется красный след, я виновен, не скрываю. Твоя внешность обманчива. Я так хорошо знаю твои карие глаза. Они грустнее и мудрее; наконец мы прошли через все, теперь наше время медленно утекает. Ты думаешь, это рай? Lisa's Separation She covered up the mirror, hid his photo in the drawer. The sketches that he made for her were ripped and rolling across the floor. All memories and promises and plans they'd made were scratched or burned as Lisa laid her head down for the night. Still the pictures flowed day and night. There's no escape, there's no remission... This one's us in Paris, and this one's us in Rome. That mess was him in plasticene, those rocks were him in stone. And still she found no explanation why he left without a word. It seemed like such an ordinary night. Still the pictures flowed through the night. No escape, no remission... They burned his few possessions and they buried him in sand. They spent his coins in coffee bars and calmly washed their hands. The only hint of retribution was a lack of intuition - left with dirty hands without a fight. How the curses flowed through the night. Made their escape, a fruitless mission... His ghost peeps through the curtains gently whispering her name. It hovers over crushed mementos trying to explain. And maybe it takes 40 years of patience, swimming through the tears. He'll guard her each and every lonely night. Still the pictures flow through the night. No escape, no separation. Разлука Лизы Она занавесила зеркало, спрятала его фото в ящик стола. Его наброски с ней, порванные, валялись по полу. Все их воспоминания, обещания и планы были разорваны или сожжены, когда Лиза преклонила голову для сна. Картины былого проплывали перед глазами, день и ночь. Нет избавления, нет облегчения... Это мы в Париже, а это мы в Риме. В этой куче был он из пластилина, а в этих обломках - из камня. Она так и не нашла объяснения, почему он ушел не сказав ни слова. Казалось, была обычная ночь. По-прежнему образы былого плыли сквозь ночь. Нет избавления, нет облегчения... Они сожгли его немногие пожитки, а самого зарыли в песок. Потратили его монеты в кафе и спокойно умыли руки. Единственной зацепкой для возмездия был недостаток интуиции: брошен с грязными руками без следов борьбы. Сколько проклятий изливалось в ту ночь. И сбежали, миссия оказалась бесплодной... Его призрак подглядывает сквозь шторы, нежно шепча ее имя. Он парит над разбитыми воспоминаниями, пытаясь объяснить. И может быть потребуется сорок лет терпения, залитых слезами. Он будет у нее всегда на страже, каждую одинокую ночь. И образы былого протекают сквозь ночь. Нет избавления, нет разлуки. The Golden Age? The dragon slips into the water. And the tiger bites its claws. And we'll sing only as angels sing. The floor will clear, we'll walk with eyes fixed forward and fists raised high. The world is our shining oyster and we're its precious pearls. And nothing, no one will stand in our way! Ladies and gentlemen... The Golden Age! Золотой век? Дракон скользит в воде. А тигр кусает свои когти. И мы будем петь, как только ангелы поют. Пол расчистится, мы пойдем вперед, с твердым взглядом и с высоко поднятыми кулаками. Мир - это наша сверкающая устрица, а мы ее драгоценные жемчужины. И ничто, никто не встанет на нашем пути! Дамы и господа... Золотой Век! Black Castles In the street, they're digging holes and in the sinks they're swilling coal-tar, baby. Feathers stuck on poles. They're waiting for the gas man (Goo-goo- ga-chew!) Tube train claims its fifteenth victim of an average week. He tripped. A family man with no ambition, meek as plastic tulips. He made it to page 53, they wrapped him round a fish and threw him in the stew (Goo-goo-ga-chew.) Tuesday, it rained glue balls; Wednesday morning was the smog. They moved in on the West Side - rubber masks on. They torched the whole damn lot. The people died; they fenced it off. But still the peepos watch from the top floor of the Euro Tower. Round and round, 12 hours. Fountains. Fillet steak, a waiter with a bow-tie. Press it, squeeze it, and it spits. Oh Cologne! We smell OK, the O-Zone's safe, we keep things underground. The sound we hear is sweet soul music on the tannoy. (Goo-goo-ga-chew.) Chew your gum and close your eyes and nothing can annoy you. Черные замки Они роют норы на улицах, а в раковинах с их рук стекает деготь, крошка. Перья воткнуты в шесты. Они ждут газовщика. (Гу-гу-га-чу!) Подземный поезд требует свою пятнадцатую жертву в среднем за неделю. Он споткнулся. Семейный человек без амбиций, смиренный, как тюльпаны из пластмассы. Он только успел дойти до страницы 53, как им обернули рыбу и бросили тушиться. (Гу-гу-га-чу). Во вторник шел дождь клейкими шариками, в среду утром был туман. Они двигались по Вест-Сайду, с резиновыми масками на лицах. Они сожгли нах всю толпу. Люди умирали, они обнесли их загородкой. Но наблюдатели все смотрят с верхнего этажа Евробашни. По кругу, 12 часов. Фонтаны. Филейный стейк, официант с бабочкой. Надави, сожми, и он выплюнет. О, де Колон! От нас хорошо пахнет, безопасно для О-Зоны, мы храним свои секреты под землей. Мы слышим звук - это приятная музыка соул на "Танное". (Гу-гу-га-чу). Жуй свою резинку и закрой глаза: ничто тебя не побеспокоит. And
Even The Vegetables Screamed Regression Go back eight years; you're sixteen... What do you see? What do you feel? A classroom...Yes... and what are they whispering? They're whispering about you? Why? Laughing? No, no, go back eight years. You're eight, where are you? In your bedroom? Yes, in your bedroom. Shadows? Shadows touching you, your head forced to one side. Tell me about the black dog and tell me ... no, no, go back eight years. What do you see? What do you feel? And you don't want the white light, why? Why? No, no, go back a hundred, two hundred... FIVE hundred years. What do you see? What do you feel? Your hands are tied, yes, and they're throwing things. Fire, you're burning, you're burning. No, go back a thousand... a million years. What do you see? What do you feel? Nothing, nothing at all. Tell me, is it better that way? Регрессия Вернись на восемь лет назад, тебе шестнадцать... Что ты видишь? Что ты чувствуешь? Классная комната... Да... и что они шепчут? Они шепчутся о тебе? Почему? Смеются? Нет, нет, вернись еще на восемь лет назад. Тебе восемь, где ты? В своей спальне? Да, в своей спальне. Тени? Тени касаются тебя, твоя голова силой повернута в сторону. Расскажи мне о черной собаке и расскажи мне... нет, нет, вернись еще на восемь лет назад. Что ты видишь? Что ты чувствуешь? И ты не хочешь этот белый свет, почему? Почему? Нет, нет, вернись на сотню, две сотни... ПЯТЬ сотен лет. Что ты видишь? Что ты чувствуешь? Твои руки связаны, да, а они бросают что-то. Огонь, ты горишь, горишь. Нет, вернись на тысячу... Миллион лет. Что ты видишь? Что ты чувствуешь? Ничего, вообще ничего. Скажи мне, так лучше? Blacklist They scorched the earth, they petrified the forest - painted windows black. Pumped cyanide in rivers, roamed around in packs, screamed "STAND, DELIVER!" - they always took it all. Resistance cracked, we'd hide, but sure they'd find us curled up on the floorboards of our shack. Five on the blacklist! Five on the blacklist! We were bubbling under, now we're in there, with a bullet (through the brain) Frightened on the floorboards of our shack, quite naked, once we'd fight them - now we take it all. They have our names, they have our numbers. the print-out says we take it all again and again until we pay... Five on the blacklist! Five on the blacklist! We were bubbling under, now we're in there, with a bullet. FIVE ! Five on the blacklist! FOUR! Five on the blacklist! THREE! Five on the blacklist! TWO! Five on the blacklist! ONE ! Five on the blacklist! Черный список Они выжгли землю, они превратили лес в камень, закрасили окна черным. Закачали в реки цианид, бродили тут и там стаями, крича "Стой, выкладывай!" - им всегда все доставалось. Сопротивление сломлено, нам бы спрятаться, но они, конечно, найдут нас, свернувшихся в клубок на половых досках нашей лачуги. Нас пять в черном списке! Пять в черном списке! Мы пускали пузыри под водой, вот мы и там, с пулей (сквозь мозги). Испуганные, на половых досках нашей лачуги, совсем голые; однажды мы бились с ними - теперь мы получаем все сполна. У них есть наши имена, наши номера, распечатка гласит: мы получаем все сполна, снова и снова, пока не заплатим... Нас пять в черном списке! Пять в черном списке! Мы пускали пузыри внизу, вот мы и там, с пулей. ПЯТЬ! Пять в черном списке! ЧЕТЫРЕ! Пять в черном списке! ТРИ! Пять в черном списке! ДВА! Пять в черном списке! ОДИН! Пять в черном списке!(Крик) Methods Dive like a swan in a pond, as the train rolls in. Close your eyes, hold your breath - you'll be holding it forever. There are methods, many methods - take a pill. Swallow one by one. It's easy, it's so easy - you can drift away to heaven. Many methods, there are methods - like a blade on the wrist you can carve your initials. It's messy, but it's effective - and a method. Another method ... select and slip away. Tightropes, and nightshades and shady streets where knives are swinging (methods!) swing, swing away on a rope - it's a method. another method....Airports, motorways - take a dive, take a dive...Methods. Methods. .Just select and slip away (x3) Methods. Just select and slip away...Methods. Methods.... Just select and slip away. Take alive, take a life, take a dive.... Способы Прыгни вниз, как лебедь в пруд, когда подъезжает поезд. Закрой глаза, задержи дыхание - ты задержишь его навсегда. Есть способы, много способов: прими пилюлю. Глотай по одной. Это просто, это так легко - тебя может отнести к небесам. Много способов, вот еще способ - лезвием на запястье вырезать свои инициалы. Это неопрятно, но эффективно, и тоже способ. Еще один способ... выбери и ускользни. Тугие веревки, черный паслен и тенистые улицы, где ножами махают (вот они, способы!); качайся, качайся на веревке - это способ. Еще один способ... Аэропорты, автострады - спрыгни вниз, исчезни... Способы. Способы... Просто выбери и ускользай. Способы. Просто выбери и ускользай. Способы. Способы... Будь живым, прими жизнь, спрыгни вниз... Our Lady in Cervetori Sounding the bell in the corridor. Sweeping the floor with her hair. She sprinkles hot ashes and salt on the stairs as she walks. We all walk behind her. The city sleeps restless below ; one thousand dark stars flashing random. We swing on the wires, we lie in the road but the cars just fly by us - they dodge and drive on. We slide down the gutters. We hide with the rats in the catacombs. We swim through the eggshells and matchsticks and toothpicks - We retreat to the underworld, down where it's warm. Wherever our lady will lead us, wherever our lady will need us...It's heaven in hell and nothing will scare us, no nothing will scare me again. Wherever our lady will lead us, wherever our lady will need us...It's heaven in hell and nothing will scare us, no nothing will scare me again. Богоматерь в Серветории Она звенит колокольчиком в коридоре. Подметает пол волосами. Сыплет горячую золу и соль на лестницу, по которой идет. Мы все идем за ней. Город беспокойно спит внизу, тысяча темных звезд хаотично вспыхивают. Мы раскачиваемся на проводах, мы лежим на дороге, но машины пролетают мимо - они объезжают нас и продолжают гнать. Мы скользим в сточные канавы. Мы прячемся вместе с крысами в катакомбах. Мы плывем среди яичных скорлупок, спичек и зубочисток - мы отступаем в преисподнюю, вниз, туда, где тепло. Куда бы богоматерь не вела нас, где бы богоматерь не нуждалась в нас... Это рай в аду, и ничто не испугает нас, нет, ничто больше не испугает меня. Куда бы богоматерь не вела нас, где бы богоматерь не нуждалась в нас... Это рай в аду, и ничто нас не испугает, нет, ничто меня больше не испугает. |
|
|
|
