The Maria Dimension / Измерение Марии
1991

Disturbance

    We ride on the avalanche we climb the melting red lungs of the ladder that leads high to a darkening moon. We're the watchers of disaster, we're the dancers on your tomb. We're the invisible invaders of your privacy... your dreams. We're the spectres on your screen. We murmur sweet transparent lunacy on hot oppressive nights - you shine a light and you will see just a shadow.

Нарушение покоя

    Мы едем верхом на снежной лавине, взбираемся на тающие красные легкие лестницы, ведущей ввысь к темнеющей луне. Мы наблюдатели за бедствием, мы танцуем на твоей могиле. Мы невидимыми вторгаемся в твою личную жизнь... твои сны. Мы призраки на твоем экране. Мы нашептываем сладкое прозрачное безумие душными знойными ночами - ты зажжешь свет и увидишь только тень.

Pennies for Heaven

    Chasing the carrion, we watched the silver bird explode. We tiptoed through the barrier of smoke and took a hand, but found it unconnected. We were dining on the wreckage - white napkins round our necks, we took our plastic spoons and ate. We ate until we couldn't move, 'til sunset turned the desert red and startled souls ascended to Oblivion. A fat man with a guilty face held back and tried to hide his case as angels chanted, "You can't take it with you..." So we're told, Heaven's paved with gold-but it HAS to come from somewhere?! Paradise. It has its price. We're forced to crawl through needle's eyes. Our price. Our choice. We rarely make the right one.

Копейки для небес

    В погоне за падалью мы смотрели, как взрывается серебряная птица. Мы прошли на цыпочках сквозь стену дыма и ухватились за чью-то руку, но обнаружили, что она без тела. Мы обедали на обломках - белые салфетки на шеях, мы достали пластиковые ложки и ели. Мы ели до тех пор, пока не могли пошевелиться, пока закат не окрасил пустыню в красное, а изумленные души не вознеслись в Забвение. Толстяк с виноватым лицом задержался, пытаясь спрятать свой дипломат, а ангелы пели: "Тебе не взять это с собой..." Нам было сказано, что Небеса вымощены золотом, но оно ведь ДОЛЖНО откуда-то взяться? Рай. У него есть своя цена. Нам пришлось ползти сквозь угольное ушко. Наша цена. Наш выбор. Мы редко делаем правильный...

The Third Secret

    New martyrs swinging in the wind. The dead eyes searching for messiahs in the stars. The bodies carrying the scars of no confession, no concession. No sympathy. The laughter from the front row buzzing loudly now in bars, over chicken in a basket, in the darkest corners of the Central Station. Passing round the spirit that drove Rommel to his desert hole, smashed diamonds, stripped the gold from hidden cities in Brazil. And killed the savage in the name of Mary... Burn the witch, whip the bitch who shows her ankles on the Sabbath. Bring the kids aged 1 to 63 - the family treat. Maybe there will be a vision of messiahs in the stars. Now all confess and make a wish. The priest is passing round the dish...our Lady's selling tissues for the tears, for all the years of blessed rape in the name of our sweet lord.

Третья тайна

    Новые мученики качаются на ветру. Мертвые глаза ищут мессий среди звезд. Тела несут на себе шрамы нераскаяния, неуступки. Никакого сочувствия. Смех из переднего ряда теперь громко гудит в барах, над цыпленком в корзинке, в самых темных уголках Центральной Станции. Напиваясь по кругу спиртом, что гнал Роммеля к его краху в пустыне, что крошил алмазы, сдирал золото из тайных городов Бразилии. И убивал дикарей во имя Марии... Сожгите ведьму, выпорите сучку, показавшую ноги в Шаббат. Приведите детей от 1 года до 63 лет - каждый получит понемногу. Может тогда возникнет виденье мессии среди звезд. Теперь исповедуйся во всем и загадывай желание. Священник обносит всех блюдом... Богоматерь торгует тканью для вытирания слез, на все годы благословенного насилья во имя нашего дорогого Господа.

The Grain Kings

    We will sow the seeds together. We shall feed the fertile ground. We will wait then we shall gather fruits to feed our hungry mouths. We'll feast, we'll toast the one who sends the storm, who shapes the corn. We line the circles. In the Fall, we fall...... Come the dawn he'll stretch his hands and take the last born to the land beyond our tidy tidy lawns, and no, no lamb of ours will be deformed!

Короли зерен

    Мы посадим семена рядами. Мы удобрим землю. Мы подождем, а после соберем плоды, чтобы насытить наши голодные рты. Мы будем пировать, мы произнесем тост за того, кто насылает бурю, кто дает зерно. Мы образуем круги. В листопад мы опадаем ... Придя на рассвете, он протянет руки и возьмет самых младших в страну, что лежит за нашими аккуратными лужайками, и ни один из наших ягнят не будет испорчен!

The Ocean Cried "Blue Murder"

    Penguin spins the caviar... Trois rouge. We drown it quick before it hatches. We wash it down with absinthe, flush it out with roses. Captain turns the hoses on the crawling crowd. We're on a cloud, we're on our knees, we're singing all the songs our fathers taught us. Still the band plays on (relieved!). They locked up all their daughters, deep down, horizontal in the hold. We're much too old and much too drunk to hold a conversation. Too far gone to see the mountain waving through the crack that was the floor. Too far gone to see the icy mountain waving through the crack that was the floor.

Океан вопил благим матом

    Пингвин стряпает икру... Trois rouge. Мы быстро топим ее, пока не вылупилась. Мы заливаем ее абсентом, окрашиваем розами. Капитан направляет шланги на ползущую толпу. Мы на облаке, на коленях, поем песни, которым нас научили наши отцы. Ансамбль продолжает играть (ожил!). Всех своих дочерей они заперли внизу, горизонтально в трюме. Мы слишком стары и слишком пьяны, чтобы поддерживать разговор. Слишком далеко зашли, чтоб увидеть, как торчит гора из трещины, где палуба была. Слишком далеко зашли, чтоб увидеть, как ледяная гора торчит из трещины, где раньше палуба была.

Belladonna

    Belladonna. Sea blue marshmallow eyes. Belladonna sees you - it's just a disguise. She sees nothing but grey. Belladonna. Ice cool, shaken not stirred. Belladonna. Whisper only the word and she would wash the day away... And as I faded through the years, she found an answer to the tears. It wasn't wise, but no, no humble mortal ever matched those eyes. Belladonna - pretty name for a slave. Belladonna. Starburst - shouts from the grave "I'll remember our dawn."

Беладонна

    Беладонна. Синие, как море, зефирные глаза. Беладонна смотрит на тебя, но это обман. Она видит все в сером цвете. Беладонна. Холодная как лед, тронута, но не взволнована. Беладонна. Шепни только слово - она смоет день прочь... И пока я увядал сквозь годы, она нашла ответ слезам. Это не было мудро, но ни один простой смертный никогда не был под стать этим глазам. Беладонна - подходящее имя для раба. Беладонна. Звездный Взрыв кричит из могилы: "Я помню наш рассвет!"

A Space Between

    Billy was a car crash - all he ever knew was pain. Lived a milli-milli- milli-second; never born again. Though no one saw him coming, plenty witnessed his remains - laid a wreath yet they never knew him... Me? I'm just the rain, laid poor Billy to eternal rest, eternal rust. I soaked the dust that covers him, I wait for all the others. They all have names... Red Harry was a bright young spark that flew and burned old London Town in '66. He flew to bits. He tore it down (bubonic bliss!). And me? I'm just the kiss our maker blew to put him out. To eternal rest. Eternal rust. To dust, to ash. I cover up and wait for all the others. We all have names...Waiting for the others, we all have names... Georgie was a cut on Hitler's knee. He ran for weeks, turned shades of green... They kidnapped me and made him clean... On winter nights, I still hear him scream. Oh... I cover up. I wait for all the others. Jane? Her mother was a hurricane who swept the plains and sneezed away a continent with me, the sea. The team that made a myth by hiding it. Became a hit on Broadway but it wasn't quite the same - they all FORGOT our names. We ALL have names.

Место посредине

    Билли был автокатастрофой - он знал одну лишь боль. Жил всего мили-мили-милисекунду, никогда больше не рождался. Хотя его то не видел, его останки почли более чем - возложили венок, хоть никогда его не знали... Я? - я просто дождь, уложил бедного Билли на вечный покой, вечное ржавление. Я смочил пыль на нем, я жду всех остальных. У них у всех есть имена... Рыжий Гарри был яркой искоркой, он вылетел и поджег старый центр Лондона в 1666-м. Он рассыпался на части. Он оторвался (бубонное блаженство!). А я? - я просто поцелуй нашего создателя, посланный потушить его. Для вечного покоя. Вечного ржавления. В пыли, в прахе. Я прикрыл его и жду всех остальных. У нас у всех есть имена... Жду всех остальных, у нас у всех есть имена... Джорджи был порезом на колене Гитлера. Он тек неделями, весь позеленел. Меня похитили и вычистили его... Зимними ночами я все еще слышу его крик. О! Я прикрываю его. Я жду всех остальных. Джейн? Ее мать была ураганом, что смел долины и материк одним махом со мной, морем. Команда создала миф, скрывая его. Стали хитом на Бродвее, но это было не совсем то - они ЗАБЫЛИ наши имена. У нас у ВСЕХ есть имена...

Evolution

    If God was egg, if six were nine... If time was never measured, only killed in pleasure gardens of our making. If we'd never taken anything, but only given... If we could forgive, forget and rearrange the patterns. If you'd never thrown a stone or split the atom - ate the apple... if... If I'd stayed alone in shackles feeling nothing, seeing nothing in my head... If we'd shared instead of just collecting. If we'd never lived... If we'd ever... If...  If we never never, never land but fly without a destination, cry without a cause, and lose ourselves for just a second at the beauty of it all... Then maybe in the next life we'd be dolphins. We'd be dolphins!

Эволюция

    Если бы Бог был еще в яйце, если бы шестерка была девяткой... Если бы время никогда не было отмерено, а лишь проводилось бы в садах наших удовольствий... Если бы мы ничего не брали, а только давали... Если бы мы смогли простить, забыть и перекроить шаблоны. Если бы вы никогда не бросали камень или не расщепляли бы атом, не вкушали бы яблока... если бы... Если бы я остался в кандалах, один, ничего не чувствуя, ничего не видя в голове... Если бы мы делились вместо того, чтобы только забирать себе. Если бы мы ни разу не жили... Если бы мы когда-нибудь... Если бы... Если бы мы никогда, никогда, никогда не приземлялись, но летели бы без места назначения, плакали без причины, и потеряли бы себя лишь на секунду в красоте этого всего... Тогда, может быть в следующей жизни, мы стали бы дельфинами!

Cheraderama

    Colliding in the stroboscope... Yes, now you see me, now you don't. Tonight I'm dressed in black, I mourn the death of colour. Hopeless, crying in my wine through happy hour; trace the lines that crawl across my face and round my eyes. Watch the ballerinas fly on powder clouds through six dimensions, seeing just the patterns on the wall. Choose your masks and raise your armour. Eyes down for Cheraderama! Cold eyes searching for a space that's warm enough to take them through the night. There's only black & white. Express. We never touch, we only press. Can taste the desperation in your breath, I swear that I'll protect you if you'd only look into my eyes. Choose your masks and raise your armour. Eyes down for Cheraderama!

Шерадерама

    Мелькаю в стробоскопе... Да, ты меня то видишь, то нет. Сегодня вечером я одет в черное, я в трауре по смерти цвета. Потеряв надежду, лью слезы в вино весь час веселья, слежу за линиями, ползущими по моему лицу, вокруг глаз. Вижу, как балерины летят на облачках пороха сквозь шесть измерений, смотря лишь на узоры на стене. Выбери себе маски и сними доспехи. Опусти глаза перед Шерадерамой! Холодные глаза ищут теплое место, чтоб приютится на ночь. Есть только черно-белое. Определенное. Мы никогда не касаемся, мы просто давим. Я чувствую отчаянье в твоем вздохе, клянусь защитить тебя, только взгляни мне в глаза. Выбери себе маски, сними свои доспехи. Опусти глаза перед Шерадерамой!

Lilith

    Sixteen shades of sorrow on a starless night with no escape to dawn. She hugged the sand; she cursed the storm for 16 days and no tomorrows. Mourning friends who fled and loves that died stillborn... A lifetime miming, hiding from the touch that claims... Unchained her from the lie that was her past. A hollow tear lay drying on the mask, behind the veil, behind the mask, behind the vizor... And somewhere spiteful spirits laughed at her - the last survivor. Because she'd always been alone, she'd always be alone.

Лилит

    Шестнадцать оттенков печали в беззвездной ночи, рассвет недосягаем. Она сжимала в объятьях песок, она проклинала бурю шестнадцать дней, без всяких " завтра". Скорбящие друзья, что спаслись, и любови, умершие нерожденными... Жизнь передразнивает, не дает коснуться и потребовать... Освободилась от цепей лжи своего прошлого. Притворная слеза высыхает на маске, за вуалью, за маской, за забралом... И где-то злорадные духи смеялись над ней - последней выжившей. Ведь она всегда была одна, ей всегда быть одной.

Fourth Secret

Expresso Noir

    Crushed in the corridor, swimming in smoke. Broken leg, aching head - tried polite conversation in Braille. Broken French. My friend chews his garlic, he's dead from his head to his sandals. I tear at the handle and we come to a shuddering stop and we topple like dominoes, swallowed the hot tide of bread crumbs and cheap wine... The cavalry dived into action with batons... knives... They gave me a fine, ripped the shirt off my back, threw my case on the tracks - saw it smashed to a fragmented mess by the midnight express from Atlantis. Oo-Oo. A manifestation of pure liquid light. Never stops at the stations, it flies overnight as we crawl in a circle. The sinks overflow. All the windows are closed and the ape on my shoulder's overdosed. He rattles a can for some change then he rolls around, over in pain and wraps his legs around my ankles. I try to complain... All I want is a coffee and GET OFF THIS TRAIN! Oo-Oo.

Черный "эспрессо"

   Придавили в коридоре, плавающем в дыму. Нога сломана, голова саднит - пытался вежливо поговорить по Брайлю. На ломаном французском. Мой друг жует чеснок, он мертв с головы и до сандаль. Я дергаю за ручку, и мы  судорожно останавливаемся, и валимся, как домино, проглотив горячий поток хлебных крошек и дешевого вина... Кавалерия кинулась действовать дубинками, ножами... Мне выписали штраф, сорвали рубашку, кинули мой чемодан на рельсы - я видел, как он разлетается в клочья под полночным экспрессом из Атлантиды. Уу-уу. Явление чистого, прозрачного света. Он летит без остановок всю ночь, а мы ползем по кругу. Раковина переливается через край. Все окна закрыты, и обезьяне на моем плече уже невмоготу. Она гремит банкой, чтоб хоть как-то развлечься, кувыркается, снова чувствует боль и обхватывает лапами мои лодыжки. Кому пожаловаться... Я хочу только кофе и СЛЕЗТЬ С ЭТОГО ПОЕЗДА! Уу-уу.

Home

Crushed Velvet

    Through your eyes I saw the red sun burst and slowly melt into the Dead Sea... Through your eyes I watched your hand expand, and crush a dozen trees, like they were dead leaves. Through your ears I heard the mountain laugh, the banshee cry, the statue of Mohammed roll a dice to plastic Buddha, screaming "Christ! Another six - I guess it's time to pack my things and head back slowly to Nirvana." Through your senses I kissed dying time. Dying time... So it goes we stand alone by standing stones and turn them into circles.

Мятый бархат

    Твоими глазами я видел, как красное солнце взрывается и медленно тает в Мертвом Море... Твоими глазами я наблюдал, как твоя рука удлиняется и сокрушает дюжину деревьев, словно мертвые листья. Твоими ушами я слышал смех горы, крик баньши, слышал, как статуя Мухаммеда бросает кости пластиковому Будде, кричащему "Христе Боже! Еще раз шесть, и мне придется собрать вещи и медленно двинуться назад к Нирване". Твоими чувствами я целовал умирающее время. Умирающее время... Оно идет себе, мы стоим одни у вечных камней и ставим их кругами.